Интересно, каково это — быть человеком, который ничего не может сказать? Сегодня Саша оставила треть своего кваса Жене, он все выпил почти одним глотком, оказалось, что Женя очень хотел пить. Если бы Саша не дала ему попить, он бы так и мучился. Слушает ли Женя, когда говорят о нем? Что он чувствует? И почему он так привязался к этой радиоточке? Вдруг он сидит и представляет, что это его голос спокойно рассказывает о погоде, о черешневой ярмарке, о курортном сезоне. Потому что чужих голосов ему достаточно, и он отказывается от собственного голоса. Если так, то тут Саша согласна: люди очень много говорят, говорят пустыми словами, всякую чепуху. Может быть, Женя просто не хочет в этом участвовать? Только нет такого голоса, который говорил бы за тебя, Женя, что этот мужик со своей погодой и дурацкими новостями может сказать о тебе? Совершенно ничего. Никто не знает, Женя, какой ты и как тебе бывало трудно. Даже Саша не знает.

Главный корпус был высоким, многооконным, желтостенным. Он выглядел как настоящий дворец и вписался бы со своими колоннами и мраморными львами в какое-нибудь Царское село. Папа рассказывал Саше, что в конце позапрошлого века архитектор из Петербурга спроектировал многокорпусный, размашистый и нарядный санаторий, но из-за своих габаритов он не смог бы устоять на холмистом предгорье Остапки, поэтому его унесли подальше, в долину реки. Только отдыхающим хотелось быть ближе к горе, поэтому непопулярный санаторий на отшибе скоро превратили в лечебницу на отшибе, которая стала популярной. В психиатрическую больницу номер один съезжались пациенты со всех южных городов. Здесь же проходили практику большинство студентов-психиатров и студентов-психологов. Многие так и оставались жить поблизости. Поэтому в каждой южноветровской школе работало по психологу и детей все время кто-нибудь консультировал. Свой психолог был даже на вино-водочном заводе.

Саша приносит себя на утес, усаживает себя на утес, с большого камня видно весь город, и сверху, с Остапкиного тела, утеса-коленки, город кажется маленьким и безобидным, конфетно-пластиковым, как хрупкий макет, как домик для Барби. Сидя на утесе-коленке, Саша больше не ненавидит Южный Ветер, она его жалеет, она его гладит и даже немного любит. Саша представляет, как вдруг обваливается весь мир, вся планета, и в космосе, под озоновым пузырем, остается только Остапка и Южный Ветер с Сашей и другими южноветровчанами внутри. Саша веселится, ей нравится об этом фантазировать, в голове она пишет списки, составляет таблицы и планы, решает бытовые вопросы, которые появятся после того, как обрушится весь остальной мир: что мы будем есть? что мы будем пить? закроем ли завод, чтобы речка очистилась? кого выберем главным? и нужен ли будет нам главный?